— Моя дочь Аля, 12 лет от роду, создала аккаунт в одной из довольно специфических соцсетей, сообщила там, что ей 16 с половиной, выставила свою собственную, чуть размытую, но весьма двусмысленную фотографию и в графе «интересы» написала, что хотела бы больше узнать о сексе.
Разумеется, там сразу нашлись желающие ее просветить. Она немедленно дала двум из них свой телефон и с одним некоторое время, пока я это не прекратила, переписывалась матом почти исключительно на тему потребного ей «просвещения». Собиралась встретиться сразу по окончании карантина.
Говоря все это, женщина смотрела куда-то в сторону, а по окончании тирады взглянула прямо на меня. Ее бледно-серые глаза были обведены темными кругами.
Девочка с тонкими ногами сидела рядом на стуле. Ее глаза казались очень похожими на материнские из-за грубо наложенного макияжа. Обе напомнили мне каких-то некрупных хищных зверьков — енотов или сурикатов.
— Это так и есть? – спросила я у Али.
— А че такого-то? – отозвалась девочка.
— У нас проблема — вы согласитесь?
Я кивнула матери:
— Безусловно.
— Я слушала ваши лекции и прочитала все, что могла, про интернет и то, что он «новый мир», куда они уходят, и всякое такое, но не нашла там для себя ответа. Что мне теперь делать-то?
— Что вы уже сделали?
— Купила ей кнопочный телефон без интернета, старый отобрала. Интернет весь заблокировала, включаю сама компьютер, когда ей нужно по учебе, и выключаю. Она руки режет.
Аля с готовностью начала засучивать рукав.
— Не надо, — я помотала головой. — Я знаю, это сейчас в моде. Когда я была подростком, мы сигареты об руки тушили. А сейчас — режут. Мода меняется. В принципе это удобно — один способ и для сброса психомоторного напряжения, и для манипуляции, если понадобится.
Аля посмотрела на меня с недоумением и интересом, явно пытаясь представить себе мою юность. «Вряд ли у нее получится», — не без ехидства подумала я.
Еще порасспросив мать, я более-менее представила себе диспозицию. Але на самом деле уже 13 с половиной лет (про 12 мать сказала «для красивости», хотя аккаунт, как выяснилось, действительно был создан за неделю до 13-летия). Живут они вдвоем, с мужем в разводе. Он дает деньги и иногда видится с дочерью — у него другая семья. Есть бабушка, которая сейчас четвертый раз замужем. И есть дедушка — он живет один, но на самом деле всегда помогал дочери с внучкой больше всех остальных, пока внучка была маленькая.
— Ситуация достаточно дурацкая, поэтому нужны все, — тяжело вздохнула я.
***
Кабинет у меня маленький. Хорошо, что все члены семьи оказались людьми некрупными. Отец опасливо выглядывал из предбанника, явно боялся, что его будут в чем-то обвинять. Але я велела сесть на пол, на коврик. Она села поближе к дедушке. Была радостно оживлена — я видела, что ей просто нравится видеть столько родных людей сразу, собравшихся ради нее. Отметила себе: не забыть им сказать, чтобы иногда собирались вот так и чай пили. Потерпят, потому что терапия для девочки.
— У нас несколько вопросов, — сказала я. — Первый — это секс. Второй — опасность. Третий — что делать с интернетом. Все согласны?
Вряд ли поняли, но закивали. Даже Аля со всеми заодно.
— Просьба, даже требование у меня к вам ко всем всего одно: говорить честно. Иначе весь этот полный сбор никакого смысла не имеет. Потерянное время. Все в курсе насчет вводных?
Опять закивали, изобразив более-менее сокрушенные лица.
— Тогда приступаем. Первый вопрос: было ли вам в тринадцать лет интересно узнать больше о сексе? Да или нет?
— Конечно! Еще как интересно! — радостно воскликнул дедушка.
Отец, поколебавшись, кивнул и откачнулся в предбанник.
— Да у нас и слова-то такого не было! — матримониально активная бабушка поджала губы.
— Слова нет, а жопа есть, — усмехнулась я. — Да или нет?
— Ну, если так… да.
— Да, но я тогда еще… — начала в свой черед мать, видимо, собираясь рассказать о своих успехах в учебе.
— «Еще» уже не нужно! — резко прервала ее я. — Как конкретно вы этот интерес реализовывали?
— У приятеля видеомагнитофон был, мы у него собирались и потихоньку порнушку смотрели. Нам видеокассеты его старший брат давал, — неожиданно выступил отец. — Однажды его бабка случайно вошла и сразу разогнала нас. Орала, что мы охальники, и лупила половником. Он у нее в руке был.
— А мы за девчонками в раздевалке подглядывали, — бодро отрапортовал дедушка. — И еще в бане, в окно, на ящик залезали. Нас женщины ловили и прямо там — крапивой, крапивой! Некоторые пацаны специально попадались — видимо, их это дополнительно возбуждало, что ли? Ну и еще — медицинская энциклопедия…
— Я тоже энциклопедию читала, — призналась бабушка. — Мне еще там про уродства разные нравилось смотреть. И еще всякие такие сцены в романах искала. А мужчину голого однажды увидела — так меня, наоборот, чуть не стошнило от отвращения.
Мать молчала, глядя в пол.
— А вы?
— Фильмы смотрела. А еще у нас эксгибиционист жил в соседнем дворе. Мы все на него смотреть ходили…
— Надо же! А я почему не знала? — удивилась бабушка.
— А что, я с тобой должна была впечатлениями поделиться, что ли? — огрызнулась ее дочь.
— Так, с интересом к сексу все ясно, — я была вполне удовлетворена результатами первого круга опроса. — Теперь переходим к опасности. Аля, у тебя как с интеллектом-то? Задержки развития нет? — я взглянула на мать.
— Да до недавнего времени вроде не замечалось…
— Ага. Аля, значит ты вообще-то понимаешь, что выставлять свою сомнительную фотку в интернете, врать про возраст, давать свой номер телефона случайным посетителям такого сайта и все такое прочее — это может быть опасно? Да или нет?
— Понимаю, — кивнула девочка.
— Отлично. Вопрос к остальным: самое опасное, что вы делали и что с вами случалось в 12–14 лет?
— Мы карбид на стройке взрывали! — снова ринулся вперед дедушка. Все воспоминания давно ушедшего детства явно доставляли ему удовольствие. — Еще по доске на высоте трех этажей ходили. Лазали на ржавую вышку. В Керчи ныряли в трубу, нужно было метров 20 под водой проплыть. Уже не при мне, но там один пацан захлебнулся. Вытащили его, но откачать не сумели. В военную часть лазали — там у них приказ был стрелять вообще-то…
Отец поднял брови домиком:
— Хотите верьте, хотите нет, но я не могу ничего такого вспомнить. Вроде бы перестройка, все говорят — опасное время. Мы гуляли во дворах, ну, дрались иногда, редко. А, вот! — чуть ли не с облегчением воскликнул мужчина. — На крышу мы лазили через чердак и там ходили по самому краю, без всяких ограждений.
— А я в фотокружок ходила и в театральную студию, но это по теме! — с торжеством взглянула на меня мать. — Когда я оттуда вечером возвращалась, шла через дворы, чтобы быстрее, там… ну, в общем, всякое случалось, было, что и гнались за мной.
— Чего ж ты мне не сказала-то тогда? Я б тебя мог встречать, — огорчился дед.
— В 13 лет? Встречать из кружка? Да меня бы все засмеяли…
Бабушка сидела с уже знакомо поджатыми губами.
— Говорите, — велела я. – Самое опасное.
— В гости я пошла. В одну квартиру. Мне подружки говорили, что не надо. А мне тогда хотелось взрослее казаться. Я пробовала всякое и цыганской тушью глаза мазала — вот как она сейчас. Теперь-то понимаю, что уродство сплошное, а тогда казалось... В общем, они позвали, я загордилась и пошла. Вино там, конечно, было, папиросы и…
— И дальше — что? — ей не хотелось говорить, но я была безжалостна.
— Вероятно, они бы меня изнасиловали, все по очереди. Но я в последний момент сообразила, успела распахнуть окно и крикнуть: «Помогите!» Окно на улицу выходило, там были люди. Меня сразу на лестницу вышвырнули с вещами и разбежались. Шапка у меня тогда пропала и варежки, мама очень ругалась, мы небогато жили.
— Отлично, — усмехнулась я. — Теперь последний вопрос: что делать с интернетом?
— А чего с ним делать-то? — удивился отец, который все это время сжимал в руке крупный гаджет и иногда в него заглядывал, как будто ища совета или поддержки близкого существа.
— Ваше детство, как мы теперь знаем, было на удивление безопасным, — указала я. — Может быть, вы просто не понимаете?
— Не понимает, точно! — взвилась мать. — Там всякие ужасы, и подростки с собой кончают!
— Прямо в интернете кончают? — удивилась я.
— Я думаю, что деваться от него все равно некуда, — вздохнула бабушка.
— Вопрос ответственности, — обратила внимание собравшихся я. — Так получилось, что реально за благополучие несовершеннолетней Али сейчас отвечает только мать.
— Точно! А мне с ней уже не справиться!
— Алечка, а хочешь, со мной поживи, — оживился вдруг дед.
— Хочу! — крикнула девочка и внезапно бурно разрыдалась.
Я ждала чего-то подобного, поэтому не удивилась. Мать, бабушка и отец шарахнулись к стенам. Дед, поколебавшись, нагнулся и обнял внучку.
— Одиночество, — сообщила я. — Имманентное состояние подростка. Поиск любви, принятия, понимания. Банально, избито, но от этого не перестает быть фактом. Мозги еще примитивные, способы — тоже. Опыта нет. Вы все тоже — вроде бы у Али и есть, а вроде вас и нет. Это понятно, ведь собственного опыта понимания-принятия с родителями нет ни у кого из вас. Вы обошлись, выросли так. Они тоже обойдутся. Но у них, в отличие от вас, есть новый мир — они там и ищут с новой надеждой. Но там точно такие же люди и шансов найти ровно столько же. То есть не ноль, конечно, но близко к нулю. И само устройство того мира ровно такое же, как и этого — честное и безжалостное одновременно. С чем выходишь, то и откликается. Если выставить в интернет интересное решение математической задачи или интересный кулинарный рецепт — кто откликнется? Аль?
— Ну, кто математикой увлекается. Или кто готовить любит, — девочка перестала рыдать. Тушь с бабушкиных времен явно стала лучше и почти не размазалась.
— А если накрасить глаза, как ты и юная бабушка, прибавить себе возраст, выставить фотографию, дать телефон — кто откликнется и что случится?
Девочка молчала.
Взрослые тоже.
Я решила тоже помолчать. В совместном молчании на самом деле происходит больше, чем нам кажется.
— Но что же мы можем? — наконец спросил отец. — Если у нас у самих нет опыта.
— Ничего особенного. Просто — будьте. И по возможности — будьте честными. Вы все еще можете поделиться впечатлениями с тем, с кем захотите, — кивнула я матери. — А вы, — кивок в сторону деда, — можете еще встретить пусть не дочь, но внучку из кружка.
— Да она все кружки бросила! — воскликнула мать.
— Вернется, может быть, или новые заведет. Если будет кому встретить. Аль?
— Я… не знаю.
Они ушли. Дедушка, раз решившись, теперь обнимал внучку за плечи, а она смотрела на него снизу вверх. Я же сидела и думала о повторяющихся кругах жизни. Я возрастной психолог — мне положено думать о таком. Мои мысли не были грустными.
Катерина Мурашова
#просвещённыеродители #подростки #сложнаятема
